Она подняла стакан и почувствовала, как на глаза набегают слезы.
(— Юнис! Это вы плачете? Или я? Я никогда не имел привычки плакать.
— Не надо было давать мне повода, босс… я же говорила, что я сентиментальная и плакса.)
Фред нерешительно начал:
— Тост… за ту, которую мы все любим… и которая должна бы быть здесь. И она здесь! — На его лице отразился внезапный испуг.
— Аминь, — сказал Шорти своим звучным баритоном. — «И она здесь!» Потому что небеса настолько близки к нам, насколько мы сами того желаем. Я так говорю своим прихожанам, Фред… и своим сердцем вы знаете, что я прав.
Торжественно и осторожно он выпил символическую дозу вина из стакана. Все выпили вслед за ним.
— Спасибо, Фред, — тихо поблагодарила его Джоанна. — Она слышала вас. И вас тоже, Шорти. И она слышит меня сейчас…
(— Босс! Вы и их расстроили, и сами расстроились. Пусть они сядут и поедят. Скажите им, что я этого хочу! Вы испортили такой замечательный пикник.
— Нет, не испортил.)
…Финчли, вы хорошо ее знали. Может быть, даже лучше, чем я, поскольку я была сварливым старцем и она ухаживала за мной из сострадания. Что бы она сейчас велела нам делать?
— Чего бы хотела сейчас… миссис Бранка… от нас?
— Да. Вы называли ее «миссис Бранка» или «Юнис»?
(— Они звали меня «Юнис», босс… и уже после первой недели знакомства я целовала их при встрече и при прощании. Даже когда Джейк видел. Он, правда, делал вид, что не замечает.
— Вы милая девушка, дорогая. Дальше поцелуев дело не шло?
— О Боже! Босс, конечно, нет. Трудно было заставить их даже поцелуй принять вместо чаевых, от которых они наотрез отказывались.
— Черт возьми, от вас можно было бы ожидать и большего, сестричка-шлюшка.
— Брюхатая девка!)
— Сначала я называл ее «миссис Бранка». Затем она начала называть меня «Том», и я стал называть ее «Юнис».
— Хорошо, Том. Что бы сейчас Юнис велела нам сделать? Стоять и плакать? Я вижу слезы у вас на глазах, я не одна плачу. Хотела бы Юнис, чтобы наш пикник был испорчен?
— Хм… Она бы сказала: «Садитесь и ешьте».
— Да! — согласился Шорти. — Юнис бы сказала. «Ешьте… а то горячие блюда остынут, а холодные — степлятся».
— Да, — согласилась Джоанна Юнис, садясь. — Юнис никому не испортила настроения за свою короткую и красивую жизнь и не позволяла другим это делать. Особенно мне, когда я становился слишком придирчивым. Фред, передайте мне куриную ножку.
Джоанна принялась за еду.
(— Близняшки, то, что сказал Шорти, прозвучало как цитата.
— Да, босс.
— Значит, вы уже ели с ним раньше?
— Не только с ним. Когда команда отвозила меня домой в позднее время, я всегда приглашала их перекусить. Джо не возражал. Они все ему нравились. Особенно он был рад видеть Шорти. Джо хотел, чтобы он ему позировал. Сначала Шорти думал, что Джо над ним смеется — он не знал, что Джо вообще редко шутит и вовсе никогда не шутит, если дело касается живописи. Хотя до этого не дошло, поскольку Шорти застенчив… Он не был уверен, хорошо ли это — позировать голым, и боялся, что я могу неожиданно прийти, когда он будет позировать. Не то чтобы я этого так уж хотела…
— Никогда не хотели, маленький чертенок? Шорти — это красивая башня из эбенового дерева.
— Босс, я уже говорила вам, что…
— …что ваше поколение не считает наготу зазорной. Но цвет кожи что-то да значит, не так ли? Я бы с удовольствием полюбовался нашим черным гигантом. Я говорю сейчас и от имени Иоганна, и от имени Джоанны.
— Ну-у…
— Можете придумать вашу басню не спеша; мне надо вести светский разговор.)
— Том, вы хотите подмести все эти горчичные соленья или мне можно взять немного? Шорти, насколько я поняла, вы пробовали блюда, приготовленные Юнис. Она хорошо готовила?
— Еще как! — ответил Финчли.
— Я имею в виду, по-настоящему? Разогреть полуфабрикат каждый может… и, кажется, у молодежи сейчас именно такое представление о кулинарии. (Босс, я сейчас плюну в ваш суп!) Но что она могла приготовить, если у нее были лишь обычные продукты: мука, жир и тому подобное?
— Юнис и из этого могла сделать замечательные блюда, — тихо ответил Шорти.
— Правда, у нее не было времени готовить по-настоящему, но все, что она делала, было просто замечательным.
{— О Боже! Босс, повысьте ему жалованье.
— Нет.
— Жадина.
— Нет, Юнис. Шорти убил того слизняка, который убил вас. Я хочу сделать что-нибудь для него. Но денег он не примет.)
— Она была настоящим художником, — coгласился Фред.
— Вы имеете в виду, художником в широком смысле слова? Ее муж, как я помню, тоже был художником, причем профессиональным. Он хорошо рисовал? Я никогда не видела его работ. Вы не знаете?
— Думаю, это дело вкуса, мисс Смит, — ответил Финчли. — Мне нравятся картины Джо Бранки, но я не разбираюсь в искусстве, я лишь знаю, что мне нравится. Но… — он усмехнулся, — Шорт, можно на тебя донести?
— Ну, Том!
— Ты был польщен, да-да, не отпирайся. Мисс Смит, Джо Бранка хотел нарисовать эту большую обезьяну, что сидит справа от вас.
(— Ура!
— В чем дело, Юнис?)
— И он вас рисовал, Шорти?
(— Разве вы не понимаете, босс? Вот оно, доказательство! Факт, который вы узнали сперва от меня… и затем получили полное подтверждение со стороны. Теперь вы будете уверены, что я — это я.
— Ерунда, дорогая.
— Но, босс…
— Я все время был уверен, что вы — это вы, дорогая. Но это не доказательство. Поскольку я узнал, что Джо и Шорти встречались, логично было предположить, что Джо хотел его нарисовать… любой художник захотел бы его нарисовать.