Она посмотрела вокруг
— О! Как красиво! Я и не знала, что есть еще такие уголки!
Местечко было красивым по-простому. Небольшая речушка, прозрачная и, очевидно, незагрязненная, извивалась в низких берегах. Вокруг нее росли деревья и кустарники, но немного. Травяной ковер заполнял промежутки между ними. Трава была невысокая — вероятно, здесь было пастбище. По голубому небу были разбросаны кучевые облака, а солнечный свет был желтым и приятно теплым.
(— Юнис, правда здесь здорово?
— Хм… Похоже на Айову, когда лето еще не в полном разгаре.)
Джоанна Юнис сняла сандали и бросила их в машину поверх накидки. Пошевелила пальцами ног.
— О, чудесно! Я не ходила босиком по траве уже больше двадцати лет. Финчли, Шорти, Фред, вы трое! Если Бог наделил вас частицей разума, то вы разуетесь и доставите удовольствие своим ногам.
(— Юнис, неужели Айова по-прежнему такая красивая?
— Частично, дорогой. Но она быстро населяется. Возьмите, к примеру, то место, где мы жили, между Де-Мойном и Гринелем. Когда я была ребенком, там были одни фермы. Но к тому времени, как я ушла из дома, у нас было больше знакомых среди новичков, чем среди старых соседей. Там тоже начали строить большие дома.
— Ужасно, Юнис, эта страна доразмножается до своей гибели.
— Для только что забеременевшей девки у вас странное отношение к воспроизводству рода человеческого, близняшка. Видите то травянистое место у изгиба реки?
— Да, а что?
— Так… Будит во мне кое-какие воспоминания… оно похоже на берег реки в Айове, где я потеряла свою пресловутую невинность.
— Ха! Отличное место для этого. Вы сопротивлялись?
— Близняшка, вы шутите надо мной? Наоборот, я помогала.
— Было больно?
— Не так сильно, чтобы испортить удовольствие. Босс, дорогой, я знаю, как было в ваше время. Но теперь никто не беспокоится о сохранности гимена. Умные матери следят за тем, чтобы у их дочерей его удалили хирургически. А некоторые теряют его постепенно и даже сами не знают, куда он подевался. Девушки, которые при этом кричат что есть мочи и истекают кровью, как поросята, когда их режут, сегодня редкость.
— Младенец, я должен вас поправить. Не произошло никаких особенных изменений. Просто теперь люди более открыты в таких вопросах. Как вы думаете, вода достаточно теплая, чтобы плавать?
— Достаточно, босс. Но как узнать, чистая ли она? Кто знает, что там у них вверх по течению…
— Юнис, вы просто маменькина дочка. Кто не рискует, тот не выигрывает.
— Это было верно вчера… но сегодня мы — будущая мама. Этот журчащий ручеек, может быть, отравлен тысячей ужасных химикатов.
— О… черт! Если бы он был загрязнен, то здесь была бы табличка, говорящая об этом.
— В месте, в которое можно проехать только через несколько постов охраны? Спросим Финчли. Может быть, он знает.
— А если он скажет, что вода загрязнена?
— Тогда мы все равно будем купаться. Босс, вы же сами сказали: кто не рискует, тот не выигрывает.
— Хм… если он скажет, что вода заражена, то я пас. Как вы заметили, дорогая, теперь на нас лежит большая ответственность. Пойдемте есть. Я голоден.
— Неужели? Я уж начала думать, что вы бросили гадкую привычку есть.)
Джоанна Юнис повернула к машине и остановилась удивленная, увидев, что Шорти накрывает походный столик на одну персону.
— Что это такое?
— Ваш обед, мисс.
— Пикник… на столе?.. Вы хотите, чтобы муравьи умерли с голода? Все это должно быть на траве.
Шорти был огорчен.
— Как скажете, мисс.
(— Джоанна! На вас нет трусиков. Если вы сядете на землю, вы шокируете Шорти… и развлечете остальных.
— Вы испортили мне все удовольствие. Ладно.)
— Ну, раз уж стол накрыт, Шорти, оставьте его. Но накройте еще на троих.
— О, мы поедим в машине, мисс. Мы так привыкли.
Она топнула ножкой.
— Шорти, если вы оставите меня одну за столом, я отправлю вас домой. Чья это была идея? Финчли? Финчли, идите сюда!
Через несколько минут все сели за стол, который ломился от яств, поскольку Джоанна настояла на том, чтобы на него было выставлено все.
— Найдется здесь сильный мужчина, способный открыть бутылку?
Ловкость, с которой Шорти открыл вино, заставила ее усомниться в том, что он всегда был трезвенником. Она наполнила свой стакан, стакан Фреда и собралась налить Финчли.
— Мисс Смит, пожалуйста, не надо. Я за рулем, — сказал он и накрыл стакан рукой.
— Всего четыре капли, — настаивала она. — Для тоста. И четыре капли вам, Шорти, для той же цели. — Она на четверть дюйма наполнила их стаканы. — Но сперва, Шорти, не прочтете ли вы нам молитву?
Шорти явно удивился, но его обычная невозмутимость тут же вернулась к нему.
— С удовольствием, мисс Смит.
Он склонил голову.
(— Босс! Какого черта?
— Умолкните! Ом мани падме хум.
— О! Ом мани падме хум.
— Ом мани падме хум.
— Ом мани падме хум.
— Ом мани падме хум…)
— Аминь.
— Аминь!
(Ом мани падме хум.)
— Аминь. Спасибо, Шорти. А теперь тост, который тоже своего рода молитва. Мы все выпьем за ту, которой сейчас с нами нет… но которая должна бы быть здесь…
(— Босс! Вам не надоело? Это уже не смешно.
— Не суйте нос в чужие дела!)
…Кто скажет этот тост?
Финчли и Шорти посмотрели друг на друга и отвели глаза в сторону. Джоанна встретилась взглядом с Фредом.
— Фред?
— Хм… Мисс, я не умею. — Казалось, он был расстроен.
— Встаньте. — Джоанна встала, другие последовали ее примеру. — И скажите, что вы хотите сказать о той, которой здесь нет, но которую мы все любим. Назовите имя той, в чью честь мы сейчас пьем.