— Джоанна Юнис, когда-то вы говорили мне, что не религиозны. Почему же вы тогда читаете эту детскую молитву?
— Насколько я помню, я говорила, что была агностиком… до тех пор, пока не побывала на том свете. Я по-прежнему агностик — это значит, что у меня нет определенных ответов на определенные вопросы, но теперь я счастливый агностик: в глубине своего сердца я чувствую, что мир имеет смысл, что он добрый и что мое существование имеет цель, даже если я не знаю, что это за цель. Что касается молитвы, то ее значение определяется тем, какой смысл вы хотите вложить в нее; это внутренний ритуал. Эта же молитва означает добрую волю жить так, как жила бы Юнис: спокойно, счастливо, не думая о том, что будет завтра, будь то хоть смерть. Джейк, вы сказали, что вас беспокоит этот болван Паркинсон.
— Да, немного. Как юрист, я не вижу, с какой стороны он смог бы снова взяться за дело. Но как стряпчий по темным делам, я знаю, что даже Верховный суд состоит из людей, а не из ангелов. Юнис, в том суде пять честных людей… а у остальных четверых я не стал бы покупать подержанную машину. Но один из честных — очень стар. Ну ладно, поживем — увидим.
— Что ж, посмотрим, что будет, Джейк. Но не беспокойтесь о Паркинсоне. Самое худшее, что он может сделать, это отнять мои деньги. А мне это безразлично: я теперь знаю, что если денег больше, чем требуется для оплаты текущих счетов, то они становятся обузой. Джейк, у меня запрятано по закуткам достаточно денег, о которых даже вы не знаете. Так что ужиматься мне не придется. Никакой Паркинсон не сможет наложить на них лапу. Парки для меня больше не существует, да и вам лучше забыть о нем. Он ограничен своим собственным коэффициентом умственного развития. Пусть себе коптит небо…
— Хорошо, я попытаюсь, — усмехнулся Саломон.
— А теперь вы можете идти куда хотите и забыть о том, что я хотела соблазнить вас выползти в ночной клуб.
(— Близняшка, вы слишком легко сдаетесь.
— Кто это сдается?)
— Юнис, если вы действительно хотите…
— Нет, нет, Джейк! У вас не лежит к этому сердце. Пока вы будете в Вашингтоне, может быть, я и отведаю каких-нибудь блюд в забегаловках этой загнивающей деревни, но я обещаю, что при мне будет хорошая охрана. Может быть, Шорти: он пугает людей одним своим ростом. Да и компаньонов я найду: Алек сказал, что они с Маком без труда могут вырваться на свободу, а Вини будет четвертой.
— Юнис…
— Что, дорогой?
— Я ни за что не уступлю вас этим двум волкам.
— Ну-ну, Джейк! Похоже, вы ревнивы!
— Нет. Упаси меня Бог стать жертвой этого мазохистского порока. Но если вы хотите увидеть этот муравейник изнутри, я узнаю, где самое оживленное место, и отведу вас туда. Одевайтесь, девочка — я собираюсь стряхнуть пыль с моих вечерних костюмов. Только, пожалуйста, оденьтесь поофициальней.
— Ничего, если с голыми грудями?
(— Ну, что, кошечка? Могли бы вы его так уломать?
— Признаю, близняшка. Вы все сделали великолепно.)
— Слишком много чести для простолюдинов. Только тогда наложите побольше краски и блесток.
— Постараюсь не разочаровать вас, дорогой. Но, может, вы сперва поспите? Ну пожалуйста!
— Хорошо, крепкий сон и поднос с ужином в мою комнату. Время сбора — двадцать два ноль-ноль. Будьте готовы, иначе мы отправимся без вас.
— О, вы меня пугаете. Хотите, я, или Вини, или мы обе поможем вам заснуть?
— Нет, я отлично научился делать это самостоятельно. Хотя, должен признать, в компании двух девочек это делать приятнее. Идите спать. Может, мы будем веселиться всю ночь.
— Слушаюсь, сэр.
— А теперь позвольте мне откланяться. — Мистер Саломон встал, взял ее руку и поцеловал. — Адье.
— Вернитесь и поцелуйте меня как следует! Он обернулся.
— Позже, моя дорогая. Я не считаю, что женские капризы следует поощрять. Он вышел.
(— Кто выиграл этот раунд, босс?
— Он думает, что он. Юнис, ведь вы говорили мне, что именно так надо поступать с мужчинами.
— Вы быстро схватываете, близняшка, очень быстро.)
После того как Джейк вышел из холла, где они завтракали, Джоанна направилась в свой будуар и села за стенодеск, чтобы позвонить. Она предпочитала стенодеск видеотелефону потому, что он не был видеотелефоном.
— Контора доктора Гарсиа, — ответили ей.
— Это говорит секретарь миссис Макинтайр. Доктор у себя? Мог бы он уделить минутку миссис Макинтайр?
— Подождите, пожалуйста. Я узнаю. Джоанна ждала, читая свою буддийскую молитву, и была совершенно спокойна, когда он отозвался.
— Доктор Гарсиа слушает.
— С вами говорит секретарь миссис Макинтайр. Нас не прослушивают?
— Конечно, нет, Юнис.
— Роберто, дорогой, у вас есть для меня новости?
— Греки захватили Афины.
— О! Вы уверены?
— Вне всякого сомнения, Юнис. Но не паникуйте. Я приглашу доктора Кистра, он лучший из тех, кого мы можем заполучить, и абсолютно надежен. Я буду сам ему ассистировать, обойдемся даже без медсестер.
— О Роберто, нет, нет и еще раз нет! Вы не понимаете, дорогой. Я хочу родить этого ребенка, даже если это будет последнее, что я сделаю за свою жизнь. Вы меня просто осчастливили.
(— Теперь у нас действительно есть что отметить, дорогой босс. Но не говорите Джейку.
— Никому не скажу. Как скоро наш животик начнет выдаваться?
— Через месяц, если вы не будете обжираться как свинья.
— Сейчас я хочу чего-нибудь соленого или еще — мороженого.
— Вот вам хороший случай воздержаться.)
— Я не понял ситуацию, — смущенно ответил доктор. — Но мне казалось, что вы нервничали, когда я брал анализ.